Почерк Дарденнов, как всегда, узнаваемый. Повествование, максимально приближенное к документальному. Дрожащая камера чуть ли не «клеится» к затылку героя, следует за ним по пятам, застывает, превращая зрителя в свидетеля самого обыденного, которое в любое мгновение имеет все шансы на то, чтобы стать предельно интимным или, наоборот, обобщенным. В «Молчании Лорны» нет музыки, монтаж предельно аскетичный, избегающий любого намека на возможность метафоры, любой многозначной «красивости» — все, кажется, работает только на то, чтобы просто рассказывать историю. У Дарденнов сюжет сливается с фабулой. К тому же он типичен настолько, что напоминает то обрывок газетной заметки, то притчу. «Молчание Лорны», наверное, их самый насыщенный действием и всяческими перипетиями фильм — чтобы «пересказать» Дарденнов, обычно хватает двух предложений.
Герои «Молчания Лорны» долгое время практически неразличимы на фоне окружающего их пространства — обезличенной пластиковой мебели больниц и вокзалов, голых стен типовой квартирки, чистых одинаковых улиц с заклеенными бумагой витринами. Какой–то глубинный, тектонический сдвиг в душе Лорны делает иным не только ее саму, но и окружающих. Чтобы отобразить эти перемены, Дарденны используют махровые приемы психологизма, сегодня настолько непопулярные и немодные, что они выглядят чуть ли не шокирующими. Они напоминают, скорее, романы Золя, чем то, во что превратилось сегодня кино.
«Молчание Лорны» — фильм, лишенный всякой двусмысленности, предельно реалистический и отнюдь не обделенный морализаторским пафосом. Причем последнее воспринимается не как вызывающее раздражение, а чем–то абсолютно естественным и единственно верным.
Социальное кино — сфера опасная. Одно неосторожное движение — и фильм выглядит агиткой, провокацией, превращается в раек и жонглирование трюизмами и избитыми формулами, которые призваны объяснять все, но на деле не значат уже ничего. Такое сплошь и рядом случается как с европейским кино (можно составлять реестры продукции про тяжкую жизнь эмигрантов, геев и домашних животных), так и с российским (от предельно официозного «12» до вроде как независимого «Россия 88»). Секрет Дарденнов, счастливо избегающих всех этих зловонных бездн, может, не в последнюю очередь в том, что их критика социального или же политического не ищет причины в самих этих сферах, а исследует совсем другое измерение. То, где функция (эмигрант, отец, сын и т.п.) приобретает статус индивидуальности, а действие становится поступком, который всегда либо грех, либо восхождение.
Комментарии:
(0)
Рейтинг: 