Сергей Толстиков — один из самых одаренных актеров своего поколения. Театралам он знаком еще со времен театра "Дзе–Я?", когда им руководил Николай Трухан, или по популярным спектаклям Современного художественного театра — "Двенадцатая ночь" и "Мещанская свадьба". Сейчас поклонники Толстикова приходят в Новый драматический театр, чтобы посмотреть его в "Бешеных деньгах", "Лафонтене..." или "Королеве красоты".
Толстиков не боится представать в неожиданных образах, потому что, как сам признается, по природе своей склонен к фарсу и гротеску. Недавно исполнил роль Супермена в новом клипе группы J:Moрс на главный хит этой осени — песню "Мамонов". Для Толстикова это уже третья работа с коллективом Владимира Пугача. И кажется, не последняя.
— Я специально вчера залез в интернет и посмотрел перед нашим интервью клип два раза. Что могу сказать... Нормальный клип. Мы как–то нашли точки соприкосновения и с режиссерами Максом Сирым, Михеем Носороговым и с Володей Пугачем. До этого были клипы "Мы станем" и "Принцесса". Так что когда ребята позвонили, то сказали: "Володя, через месяц клип собираемся снимать, кандидатура не обсуждается. Как у тебя со временем?" Правда, если бы был больше бюджет... Но это проблема всего нашего музыкального рынка. Все делалось с первого дубля. Два раза поджечь сцену было невозможно, купить два огнетушителя тоже. Хоть бы обмолвились перед съемками, что меня будут вешать на страховочный трос. Смотрю: монтировщики что–то монтируют. Понимаю, что, наверное, это по мою душу. Мы отъехали 30 километров от Минска, нашли заброшенный пионерский лагерь. Никуда не денешься. Пришлось на этом тросе полетать.
Вообще, в работе я склонен к самопожертвованию, если это нужно для дела. Главное, не упал, никого не покалечил. Чуть не задел одну девушку огнетушителем. Он же тяжелый — 17 килограммов. С ним нужно было танцевать, и в какой–то момент меня просто повело в сторону. Ей чуть–чуть макушку задело.
— Как вы объясняли для себя, кто ваш герой? Слепок коллективного бессознательного?
— Я ни о чем не спрашивал. Меня одели в костюм Супермена, но ясно, что я не американец, значит, нужно выдать какой–то наш вариант Супермена. Я решил, что я — нормальный белорусский супермен, который делает свое дело, как умеет, искренне, с выдумкой.
— Вам приходится выбирать между кино и театром?
— В кино меня приглашают не слишком часто. Не знаю почему. Был маленький эпизод в фильме Петра Тодоровского "Риорита", где я действительно почувствовал, что работаю. Пусть меня и показали на экране около минуты в двух эпизодах. Зато это были два великолепных съемочных дня и общение с потрясающим человеком — Петром Ефимовичем. Что мне не нравится сегодня в киношной режиссуре — это то, что тебе очень мало объясняют.
А с Тодоровским мы снимали осень в сорокаградусную жару в Колодищах. Все мокрые от пота. Очень долго разговаривали. И он сумел объяснить, что означают мои ефрейторские лычки, о чем думает мой герой в этой сцене и почему. Придумывали герою биографию, чего сейчас в кино редко кто делает. Только привели, сняли и увели. Конечно, кино и сериалы — это прежде всего деньги, но актерскую индивидуальность в этом можно растворить полностью. Те, кто чаще снимается, приобретают штампы. Пусть актеры приходят в кино, конечно, но как только этот "киношный" вирус проникает в театр, ничего хорошего ждать не приходится. Одну роль посмотришь с таким актером, вторую, и видно, что он не развивается. Так бывает в нашей профессии, к сожалению.
Когда я пришел в могилевский театр, я сам родом из Могилева, меня совершенно не интересовала материальная часть дела. Я еще не был в штате, а ходил смотреть все спектакли. И детские, и взрослые. Лишь потому, что знал: может представиться шанс в какой–нибудь сказке сыграть речку. И этот шанс мне выпадал. И я с большим удовольствием выходил стражником в "Ричарде III" Валерия Маслюка. И душа болела театром. А когда сезон работал в Витебске у Виталия Барковского, зарплата была 14 долларов. И меня это не расстраивало. Можно было обойтись без еды или сделать 5 блюд из бульонных кубиков "Галина Бланка". Сейчас молодые актеры более рациональные. Я понимаю, им нужно оплачивать квартиры. Многие уже женаты, есть дети, и, наверное, мужчине стыдно, когда он не может удовлетворить минимальные потребности жены и ребенка. Но у нас раньше, даже если проколы были, то коллективные. Если похмелье — то у всей труппы, и если опаздывали, то тоже все вместе. Мы были импровизаторы. Так мы хотели жить и так жили.
— А как начинался ваш роман с Новым театром?
— Все дело случая. В Могилеве учился в училище культуры, но роман с Могилевом не сложился. Потом пригласил Виталий Барковский в Витебск. Он дружил с Николаем Труханом, который искал в свой театр "Дзе–Я?" новые лица. Барковский сказал: "Хочешь — съезди попробуйся". Съездил — подошел. И довольно бурно все началось у Трухана. Практически не было молодежи. Это сейчас к нам в театр молодые актеры приходят целыми курсами. Тогда было иначе. И текучка кадров была большая. На моей памяти человек 50 прошло. Труппа не была раздута, и работали много. Последним стал судьбоносный и трагический спектакль "Мертвые души", где я сыграл Чичикова. Мы показали его в Молодечно на театральном фестивале. Там Трухана не стало, и спектакль пришлось законсервировать.
— Легко наладили контакт с нынешним главным режиссером?
— Во–первых, Денис Нупрейчик не просто так пришел. Присматривались–то ко многим. Во–вторых, мне с ним легко, потому что мы — оба бывшие спортсмены. Он — боксер, я занимался кикбоксингом и современным пятиборьем. Мне нравится, что он все время ищет. Это вообще–то должен каждый режиссер делать, но не каждый делает.
В театре не бывает плохого опыта, бывает просто опыт. СХТ в плане профессии тоже дал много.
— Сегодня вы соглашаетесь на все приглашения в театре?
— У меня довольно принципиальная позиция: я не работаю больше ни в одной антрепризе. А хотелось бы сконцентрироваться на работе в нашем театре. У меня нормальная загрузка и разбрасываться нет желания. Мне не 20 лет. Боюсь, что не смогу делать всю работу хорошо.
— Есть любимый спектакль?
— У каждого режиссера свой подход. Сергей Куликовский работает как математик. У него все рассчитано по секундам. Ни одного лишнего движения. Ни одной неточной реплики. От Миши Лошицкого я заразился эксцентрикой. Говорят, гротеск и фарс — один из самых сложных жанров. Но мне это несложно и нескучно делать. В "Королеве красоты" по–актерски есть что играть и куда развиваться. Если сам включаешь мотор, то нормально поплывешь в этом спектакле.
— Сами не думали о режиссуре?
— Вот уж нет. Человек должен, по–моему, заниматься одной профессией.
— Чем порадуете зимой?
— Планируется премьера Вуди Аллена "Парящая лампочка". Интересная пьеса. Отец уходит из дому, оставляя жену с двумя детьми... Есть что играть...
Комментарии: (0)
Рейтинг: