i=2211
В начале этого года наконец начала работать, весьма целенаправленно и плодотворно, Комиссия при Совете Министров по выявлению, возвращению, совместному использованию и введению в оборот национальных культурных ценностей, оказавшихся за пределами Беларуси

В прошлом году казалось, что в 13 статьях, опубликованных в «СБ» под рубрикой «Сокровища», изложено все или почти все, что было известно мне или поступило на адрес общественной комиссии «Вяртанне» Белорусского фонда культуры о белорусских культурных и духовных ценностях, находящихся за пределами нашей страны. Но жизнь не стоит на месте: появляются очередные публикации, всплывают новые факты, а известные требуют дополнительного, вдумчивого осмысления. Вот почему возникла необходимость написать еще несколько статей под той же рубрикой. Они приобретают особый смысл в связи с тем, что в начале этого года наконец начала работать, весьма целенаправленно и плодотворно, Комиссия при Совете Министров по выявлению, возвращению, совместному использованию и введению в оборот национальных культурных ценностей, оказавшихся за пределами Беларуси.


Калужские находки


Когда в 1991 году организовалось общественное объединение «Международная ассоциация белорусистов», участником ее конгрессов и конференций, автором статей в ее сборниках «Вяртанне» и на страницах газет стал Василий Пуцко, член Союза художников России, заместитель директора по научной работе Калужского областного художественного музея. До тонкостей знающий историю изобразительного и декоративно–прикладного искусства восточнославянских народов, он открыл не одну страницу плодотворного взаимодействия их культур.


И вот где–то в 1997 году вместе с Галиной Сафоновой, научным сотрудником другого калужского областного музея — краеведческого, Василий Пуцко прислал нам довольно объемный иллюстрированный труд «Калужские портреты из усадьбы Немцевичей в Скоках на Брестчине». Он начинается с общих размышлений о сложной судьбе белорусских ценностей в годы Первой мировой войны: «Некоторые из них безуспешно разыскиваются до сих пор в России, в то время как они, возможно, давно находятся в Польше или могли там находиться до Второй мировой войны. И могли погибнуть вместе с другими ценными материалами, так и не введенными в научный обиход».


Авторам, в частности, не совсем точно представлялась судьба большой коллекции портретов, вывезенных в 1915 году из построенной в 1770–е годы усадьбы Немцевичей Скоки бывшей Гродненской губернии (теперь это Мотыкальский сельсовет Брестского района Брестской области). Кстати, изменение административного деления усложнило, как увидим дальше, поиск и возвращение коллекции.


Из Скоков? Вероятно...


В фондах Калужского областного художественного музея, открытого в 1922 году, В.Пуцко удалось обнаружить книгу

№ 4 экспонатов этого музея, начатую 2 июня 1936 года. В ней «врассыпную» перечислены 22 портрета, «вероятно» (это слово повторяется часто), вывезенных в 1915 году из Скоков в связи с наступлением немцев. Описаны они весьма приблизительно («портрет неизвестного поляка»), неквалифицированно. Около многих записей помечено: «Исключен 19.04.1936 г.» — из чего следует, что портреты собирались куда–то передать или продать за границу. Но, очевидно, соглашение достигнуто не было и некоторые «исключенные» произведения инвентаризировали снова, а пять портретов исключили повторно в связи с передачей их в 1959 году Гродненскому (!) государственному историко–археологическому музею (коль скоро Скоки раньше относились к Гродненской губернии). Судя по дальнейшей переписке калужан, они там не нашли должного использования, не были введены в «научный обиход».


6 из 22


И тем не менее в фондах Калужского областного краеведческого музея наши коллеги обнаружили пять портретов, фигурирующих в книге № 4 с пометкой «исключен». В весьма сокращенном виде их описания выглядят так.


Первый портрет — погрудное изображение польского короля и великого князя литовского Сигизмунда II Августа, предстающего в костюме испанского типа и с цилиндрической шляпой на голове. На обратной стороне портрета имеется фамильный герб Урсын Немцевичей. Как известно, Сигизмунд II Август, вошедший в белорусскую историю и литературу, скорее как второй муж Барбары Радзивилл, умер бездетно, завершив династию Ягеллонов.


Преемником на престоле стал муж его сестры Анны, семиградский князь Стефан Баторий. Он изображен на втором погрудном портрете, во многом идентичном, устанавливают калужские авторы, портрету Войцеха Стефановского, исполненному во Львове в 1576 году. Но есть и существенные отличия. На варианте из Скоков видоизменены и упрощены многие детали. А, главное, Стефан Баторий выглядит здесь значительно моложе. На его лице нет морщин, взгляд «не выдает той утомленности, которая характерна для прижизненных и похоронных портретов короля».


На третьем портрете представлен Папа Римский Пий VIII, восседавший на ватиканском престоле очень короткое время (1829 — 1830 гг.). Изображение, утверждают авторы, «выгодно отличается высоким художественным уровнем исполнения», но восприятию мешают осыпи краски.


Четвертая картина — погрудный портрет неизвестного пожилого шляхтича с закрученными вверх усами. Судя по одежде, работа относится к середине XVII века.


На обратной стороне пятого полотна, датированного 1785 годом, — трехстрочная надпись: «Марцелий Урсын Немцевич, подчаший Подляского воеводства». Значит, здесь изображен отец известного писателя и общественного деятеля Юлиана Немцевича.


Наконец, в Калужском областном художественном музее обнаружился шестой портрет, находившийся прежде в Скоках. На нем изображен «мужчина в богатой шубе»: как посчитали в конце 1920–х годов, русский поэт Ю.Нелединский–Мелецкий, и поместили в соответствующую экспозицию. Но потом оказалось, что это повторенный мастером живописи Антонием Станиславом Бродовским портрет того же Юлиана Немцевича, датированный 1820 годом.


Да простит меня читатель, что сокращенный вариант описаний оказался не очень коротким. Но когда речь идет о возможном возвращении в Беларусь, в Скоки, где сейчас восстанавливается дворец Немцевичей второй половины XVIII века, ценностей, вывезенных владельцами на временный депозит в связи с военными действиями, важна каждая подробность. Когда я впервые прочел исследование Василия Пуцко и Галины Сафоновой, показалось, что аргументов для возвращения достаточно. Но калужские искусствоведы в своих выводах очень осторожны. Они часто употребляют слова «возможно», «вероятно», «скорее всего». В работе полно скепсиса: «Нам неизвестно, где первоначально были размещены эти портреты и в каком количестве», «К сожалению, не найдены какие–либо определенные сведения о портретной галерее Немцевичей периода ее нахождения в Скоках, позволяющие судить о количестве картин и составе портретированных». Так что, мол, требуются новые документальные подтверждения, совместные усилия белорусских, российских и польских искусствоведов. И такие подтверждения, «определенные сведения», неожиданно для меня появились два месяца тому.


Брестский «съезд» Немцевичей


Для последовательности, однако, вернемся на несколько лет назад, в май 2002 года. Брестская областная библиотека проводила тогда международную научную конференцию, посвященную выдающемуся польскому писателю и общественному деятелю Юлиану Немцевичу. В ней принимали участие представители разветвленного рода Немцевичей, прибывшие из Франции, Канады и Польши. Среди них была и дочь последнего владельца Скоков, Станислава Немцевича, Тереса Верига. Она родилась в Скоках (в 1925 году) и во время поездки в родовое имение жадно вглядывалась в стены двухэтажного дворца — такие знакомые и такие уже чужие.


На конференции оказался также заведующий кафедрой физики Брестского технического университета кандидат физико–математических наук Анатоль Гладыщук. Юлианом Немцевичем прежде он специально не занимался, заинтересовался же им, потому что сам жил в Скоках, хорошо знал усадьбу, ориентировался в ее окрестностях. И потому внимание зарубежных гостей постепенно стало концентрироваться на нем. Тереса Верига обещала ему прислать экземпляр ненапечатанных еще воспоминаний своего отца. Через месяц пришла бандероль с рукописью под названием «Моим внукам». А в ней — множество неизвестных ранее сведений, в том числе и о портретах, украшавших дворец. Затем последовали редкие издания «Воспоминаний моих времен» самого Юлиана Немцевича. В них таились разгадки многих загадок. Например, что за кирпичная башня возвышается невдалеке от Скоков, на «Рахвале». Раньше считалось, что это — обелиск в честь Конституции Речи Посполитой, принятой 3 мая 1791 года. Теперь же выяснилось, что башня возведена в честь святого Рафала на месте, где когда–то стоял деревянный, из лиственницы, дом, в котором родился Юлиан Урсын Немцевич.


Постепенно у Анатоля Гладыщука набралось много интересных материалов. Возникла дилемма: писать книгу или не писать? С одной стороны, он — не литератор. С другой — никто не знает Скоки, их историю так хорошо, как он. И еще проблема: без перевода «Воспоминаний моих времен», очевидно, не обойтись. Но какой текст положить в основу: французский или значительно отличающийся от него польский? И брестский физик, не обремененный литературными предрассудками, сотворил нечто оригинальное по жанру — книгу «Нямцэвiчы: сапраўдныя гiсторыi». Он взял девять наиболее ярких сюжетов из «Воспоминаний» Юлиана Немцевича, связанных преимущественно с Брестчиной, скомпоновал их по–своему, приложил необходимые комментарии и документы, прибавил еще три «сапраўдныя гiсторыi», связанные уже с другими представителями древнего рода, восходящего к XVI веку и к Березе–Картузской, и получилась оригинальная книга, открывающая неизвестные страницы истории не только Брестчины, но и всей Беларуси.


Где велась подготовка Брестского мира?


— Как где? — возмутится иной читатель. — Уже само название свидетельствует, что в Бресте. Очевидно, в крепости, — добавит менее уверенно.


То же утверждают и историки. Везде фигурирует только Брест–Литовск. Однако, как убедительно показывает Анатоль Гладыщук, при отступлении российских войск, в ночь с 12 на 13 августа 1915 года, крепость была сожжена. На ее территории действовала лишь церковь. Сгорела и центральная часть города. Такая же судьба ожидала и Скоки. Но в последний момент хозяйка усадьбы пани Зофия каким–то чудом получила от генерала казачьей дивизии, командующего поджогами, слово чести, что он оставит дворец в покое. Отправив обоз с ценностями в Калугу, сами Немцевичи срочно выехали в Киев, а затем — в Крым. Вскоре опустевшие Скоки занял переехавший из Слонима принц Леопольд Баварский, командовавший тогда 9–й немецкой армией. 1 августа 1916 года принц получил воинское звание прусского фельдмаршала и как генерал–фельдмаршал вскоре был назначен командующим всем Восточным фронтом.


Из Баварского королевского архива


И вот уцелевшая и даже обеспеченная электричеством усадьба Немцевичей почти на два года стала эпицентром многих важных европейских событий. Гладыщук подозревал, что в Скоках принц вел — не мог не вести — дневник. Однако каких–либо доказательств тому не было, изданного текста — тоже. И тогда брестский физик, просто надеясь на удачу, обратился с частным письмом к баварскому королевскому двору Виттельсбах, существующему и сегодня. Надеялся, оно попадет к наследникам принца Леопольда, умершего в 1930 году, но таковых не нашлось, и послание оказалось у наследников баварского короля Людовика III, старшего брата принца Леопольда. Что в результате сыграло позитивную роль: принцесса Тереса ответила обнадеживающе. Вскоре эта история (профессионалы могут только кусать локти) закончилась хеппи–эндом: от директора закрытого Баварского домашнего королевского архива доктора Герхарда Имлера на имя Анатоля Гладыщука поступила бандероль с текстом дневника принца Леопольда и фотографиями, сделанными в Скоках, правда, с обязательным условием: при опубликовании ссылаться на разрешение архива.


Дневник принц Леопольд вел с немецкой педантичностью. Каждая запись начинается с описания погоды. Затем идет рассказ о военных и политических событиях. Многие из них формально происходили в Брест–Литовске (туда выезжали только на концерты в варьете), фактически же и засекреченно — в уютных Скоках, расположившихся в десяти километрах севернее города. Как свидетельствуют дневниковые записи и снимки, именно в усадьбе Немцевичей происходили основные переговоры между делегациями. Здесь же, в Скоках, в большой столовой, 15 декабря 1917 года (температура тогда была плюс 1, дул западный ветер, снег таял) в 11 часов вечера подписали, как свидетельствует снимок, договор о перемирии. В дневнике говорится, что командующий фронтом обратился к присутствующим с краткой речью и передал по одному экземпляру договора представителям Австро–Венгрии, Турции, Болгарии и России. И далее на смену флегматическому изложению приходит патетика: «Это было всемирное историческое событие, которое, очевидно, ни один участник не забудет!»


Акт подписания фотографировался с блицсветом для будущих поколений. Но портреты на стенах не зафиксированы — они находились тогда уже в Калуге и к тому времени, скорее всего, были там реквизированы.


Из Скоков? Потомками доказано


Но скоковские портреты и картины хорошо видны на фотографиях, сделанных в 1913 году варшавянином Александром Краусгаром и тогда же опубликованных в его книге. Потом Тереса Верига передала эти снимки Анатолю Гладыщуку как зримое дополнение к рукописи Станислава Немцевича «Моим внукам». Особенно ценна фотография столового зала в партере. Хорошо видно, что на северной стене в верхнем ряду под потолком находились по четыре портрета справа и слева от дверей. И еще три (с бликами света от окон) размещались ниже. На обороте фотографии записаны имена Немцевичей, запечатленных на верхних портретах: Самуил, Александр, Анджей, Станислав, Ядвига из Суходольских, Марцелий, Текля из Выгановских, Ян. Эти же и другие портреты, в том числе названные калужскими искусствоведами, подробно описаны с указанием деталей и цвета в воспоминаниях Станислава Немцевича. Все это, вместе взятое, а также ссылки на калужские публикации, неизвестные мне ранее, дают твердые основания для окончательной идентификации портретов, указанных в описи 1937 года, и возвращения в Скоки уже выявленных, что соответствовало бы и законам реституции, и воле наследников прежних владельцев усадьбы.


Какие же еще исторические ценности находились в Скоках? Что еще следует искать и возвращать? На снимках первого и второго салонов второго этажа запечатлены довольно легко узнаваемые картины. По словам Станислава Немцевича, это «Матерь Божья с Господом Иисусом в розах» Фра Бартоломео, по две картины Тенирса и Баччиарелли и одна — Ван Дейка. В «Альбоме» Ю.Немцевича имелись рисунок Леонардо да Винчи и два карандашных наброска Яна Матейко. Большую ценность представляли коллекция золотых и позолоченных табакерок, подаренных писателю именитыми лицами, и коллекция автографов (среди авторов — писатели Беранже, Рылеев, видные государственные деятели Польши, России, США). Куда же все девалось? На последних страницах рукописи «Моим внукам» говорится: «Большинство семейных памятных вещей в предметах и документах, как и архив Берестейского воеводского трибунала, перед немцами было вывезено под Калугу. Пропало все вместе с портретами во время революции 1917 года. Пропали там, между прочим: табакерка от Павла I, ордена св. Станислава, принадлежавшие Юлиану и генералу Станиславу, орден Virtuti Military Кароля, кипы рукописей Юлиана (...), документы и королевские декреты, имеющие народную ценность».


Немало ценностей, спасенных во время Первой мировой войны, должно теперь находиться в Польше. Где–то в конце 1930–х годов некоторые памятные вещи отправлялись из Скоков в один из банков Кракова. Судя по письму из Франции Ежи Немцевича, опубликованному в книге Анатоля Гладыщука, в Польше оказались картины Бартоломео, Тенирса и Баччиарелли, а также много хранившегося в усадьбе «саксонского фарфора, бронзы и коллекция монет». Как видим, поиски на западе не менее существенны, чем на востоке.


«Гродненские следы»


Меня тревожит также судьба пяти скоковских портретов, переданных в свое время из Калуги Гродненскому историко–археологическому музею, куда раритеты попали случайно. Где и как они используются теперь? Стоят в запасниках? Это не самый худший вариант.


А еще хотелось бы знать, что стало с кладом, найденным у деревни Тетеревка Берестовицкого района Гродненской области, у самой белорусско–польской границы. Помнится, 26 августа 1989 года одна из газет писала, что там, где до войны находилось имение с тем же названием и хозяйствовали представители рода Немцевичей — Ежи и его жена Людвика из Коссаковских, пограничники, копая песок в карьере, наткнулись на ящик, который рассыпался при первом прикосновении. Внутри ящика оказалось семейное сокровище, имеющее большую историческую ценность. Вместе со столовым серебром, украшенным гербами Четвертинских, обнаружили серебряную булаву с профильным изображением короля Речи Посполитой Яна III Собесского, серебряный кувшин, кубок с шестью выгравированными сценами из жизни Христа. По словам Ежи Немцевича, мальчиком присутствовавшего при закапывании сокровищ, там же находилась и сабля адъютанта Костюшко. Но когда на место находки оперативно прибыли специалисты из Гродненского историко–археологического музея, реликвии уже не оказалось...


Впрочем, и булаве, и кувшину, и кубку не место в Гродно.


По примеру Несвижа


Легко убедиться: Скоки надо восстанавливать, как Несвиж, как Мир, как Меречевщину Костюшко. С той только разницей, что сделать это будет легче: усадьба меньшая и сохранилась лучше. Да оно и понятно: Несвиж — это замок, это магнаты, некоронованные короли белорусско–литовских земель, а Скоки — типичная усадьба состоятельной шляхты, среднего сословия (сегодняшнего среднего класса) XVII — XIX веков. К тому же шляхты образованной, деятельной в общественно–культурной жизни. Сюда следовало бы вернуть из сопредельных славянских земель (я еще не затронул Украину, куда восходят, как сообщил Анатоль Гладыщук, православные корни Немцевичей) музейные сокровища, делавшие усадьбу столь притягательной в течение столетий.


Могут Скоки стать притягательными и теперь. Ведь рядом — Волчин, родина последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского, а дальше, по прямому пути из Бреста на север, — Беловежская пуща. В возрождении усадьбы Немцевичей, к тому же места памятных исторических событий времен Первой мировой войны, должны быть заинтересованы, по крайней мере, пять стран — Беларусь, Польша, Россия, а также Германия (откуда будто бы, судя по фамилии, начался род) и Соединенные Штаты Америки, для которых Юлиан Немцевич, будучи адъютантом Костюшко, национального героя США, свершил много полезных дел. Немцевичи, а вместе с ними и подзабытые Скоки принадлежат общеевропейской и мировой истории.

Комментарии: (0)   Рейтинг:
Пока комментариев нет