Помню Игоря с десяти лет... Он сидит на казенном стуле с высокой спинкой, перед ним планшет, на котором — лист бумаги за две копейки. В каждом из углов — канцелярская кнопка. Рядом открытая коробка красок и литровая банка с чистой водой. Игорь опускает в воду кисточку, и вода становится розовой, затем фиолетовой: акварельная краска меняет цвет воды...


«Игорь Тишин — активно ищет свою идентичность. Он родился в 1958 году на хуторе Васильполье. Будучи выпускником Минской академии художеств, Тишин прошел школу соцреализма и другую — неофициальную — школу влияния великих белорусских модернистов Марка Шагала, Хаима Сутина и русского авангарда. В 1997 году получил стипендию в Швейцарии, где у него появилась возможность лучше познакомиться с современным искусством... В 2000 году художник переезжает жить в Бельгию, известную как страна комиксов. Так постепенно складывается репертуар его меланхолически–бурлескных образов...» Такими словами начинается обзорная статья в каталоге, изданном Barbarian–Art Gallery, Цюрих, Швейцария.


Когда Игорь приезжает — звонит. Встречаемся и пьем кофе, за искусство разговоры почти не ведем, все больше о пустяках... Хотя, как сказать.


Хотели найти место тихое, чтобы спокойно поговорить. В «Аквариуме» было шумно, в бывшей «Перцовке» — очередь... И вот сидим в холле отеля «Европа», пьем кофе. И раньше, когда на месте пятизвездочной гостиницы стояло кафе «Пингвин», мы тут кофе пили... За девять лет жизни в Европе мой друг детства приобрел акцент. Неяркий, но когда человека подолгу не слышишь, сразу улавливаешь. Игорь поседел, по–модному небрит, на затылке — забавный хвостик–пучок.


— Игорь, где твой дом?


— Сложный вопрос... Мой дом там, где я живу в настоящее время. А жил я в разных местах. Где буду жить завтра — трудно сказать. Где я ночую, где мастерская — там и дом...


Давным–давно, еще подростком, Игорь написал акварельными красками Костюковку. Не знаю, хотел ли он уже тогда быть художником... На самой обыкновенной бумаге изобразил крыши одноэтажных домов, провода, деревья, заборы. Мотив самый обыкновенный, ничем не примечательный, разве что увиденный с высоты птичьего полета. Но я и сегодня, хоть прошло сорок лет, помню его: все покрывал иней. Он сверкал, переливался, искрился... Обычный пейзаж, мгновенно узнаваемый, стал сказочным и фантастически запоминаемым. Да и сейчас стоит у меня перед глазами, продолжая волновать... Тогда я завидовал Игорю и когда пытался сделать что–то подобное — не получалось.


— Расскажи о самом ярком впечатлении детства.


— Самое яркое впечатление детства — скука... Я считаю, что это очень важное состояние. Скука детских времен толкает меня, и я что–то делаю. Нет, это совсем не плохо. Благодаря той скуке детских времен я стал художником, а не таксистом или бандитом...


На вступительных экзаменах в 1973 году Игорь Тишин получил «двойку» по диктанту. Я хорошо помню его светло–синие глаза и то, как они вдруг обесцветились... Игорь медленно пошел по коридору сквозь голоса счастливых обладателей «троек» и «четверок», а потом побежал. Его рубашка василькового цвета мелькнула под тяжелой аркой и погасла... В следующем году он получит по диктанту свою «пятерку» и будет учиться в художественном училище.


Я много чего помню и знаю о своем земляке. Мы знакомы больше 40 лет. Вместе ходили в изостудию ДК стеклозавода им. Ломоносова в г.п. Костюковка и рисовали, рисовали... А когда наш учитель Владимир Сильвестрович Комовский умер, то вместе ездили в другую изостудию, в гомельский Дворец пионеров... Учились в художественном училище, а потом — в институте.


— Как ты себя определяешь, к какому течению относишь?


— Это зависит от того, кто называет. Вот ты, листая мой каталог, не скажешь, что я — абстракционист. А многие реалисты так обо мне и говорят... Мне самому трудно себя определить. Пусть этим занимаются искусствоведы и критики.


— Чем отличается художник от бармена?


— Иногда — ничем... Хотя, по большому счету, художник должен делать то, что он хочет, а бармен — то, что хочет клиент. Страшно, когда художник начинает делать то, что хочет клиент. Вот в такой ситуации они становятся похожими.


— А ты сейчас в иной ситуации? Чем отличается положение художника на Западе от положения художника в Минске?


— Все те сложности, которые есть у художника здесь, есть и там.


— А тогда почему ты там, а не здесь?


— Вот ехал–ехал и задержался на некоторое время там... Однако надеюсь, что в ближайшем будущем буду больше времени проводить здесь.


— Игорь, возьми три книжки трех художников... Какие бы взял?


— Знаешь, я люблю книжки, в которых много маленьких картинок... Энциклопедии с картинками... Люблю рассматривать маленькие изображения. Помнишь, когда мы учились в художественном училище, там были старые истории искусств, с черно–белыми иллюстрациями? Они так и остались у меня в памяти... Я видел в Италии росписи Джотто. Они там большие, цветные. Так вот, они не произвели такого сильного впечатления, как те маленькие фотографии из потрепанной книги.


— Каким художником ты себя считаешь и каким тебя там считают?


— Есть итальянские художники, живущие в Берлине, американские — в Амстердаме... Когда нужно назвать художника в прессе или статье к выставке, то чаще всего пишут так: «белорусский художник, живущий в Брюсселе». Больше белорусских художников там нет, не могу вспомнить...


— Игорь, если я пишу по–немецки, то я — немецкий писатель. Если по–белорусски, то, хоть ты тресни, белорусский. А как с живописью, с изобразительным искусством?


— Глобализация есть, но она скорее существует на рынке, торгующем произведениями искусства, чем в самом искусстве. В живописи происходит нечто совершенно другое... Там важна индивидуальность. Я работаю с разными галереями. Участвую в больших международных проектах. Делаю свои выставки...


Смотрю каталог последних работ своего друга. Очень много интересного и знакомого. Работы Игоря — цитаты. Там много букв, текста... Может, он — писатель, поэт, каллиграф? На холстах происходят неожиданные превращения. Кляксы и росчерки становятся лицами, фигурами, словами... Мне нравятся его акварельные работы последних лет, посвященные Хаиму Сутину... Местечко Смиловичи, лошади, телеги, люди, деревья, заборы и крыши. А на них — дух и плоть, снег и иней...


Да, тот самый иней, так удививший меня сорок лет назад. Помните из школьной программы, кажется, из физики, а может, и природоведения, про агрегатное состояние воды? Она уникальна, обычная вода. Может быть снегом, паром, льдом... Она может превратиться в сверкающий иней. Она меняет свое обличье, но при этом остается водой.


P.S.В сентябре у белорусского художника Игоря Тишина будет персональная выставка в Кельне, потом в Вене, потом... Игорь говорит, что хочет показать свои картины в Минске.

Комментарии: (0)   Рейтинг:
Пока комментариев нет