С одной стороны, о слуцких поясах — писано–переписано, в том числе и мной. Но, с другой стороны, оказалось, что не могу до сих пор найти ответы на некоторые вроде бы простенькие вопросы. Вот недавно посетила Беларусь группа потомков Радзивиллов во главе с дочерью последнего владельца замка Эльжбетой Томашевской. Она–то и рассказала, что в замке хранилось 16 слуцких поясов. Гости заинтересовались: куда эти пояса могли подеваться? И я не был уверен, что мой ответ тут же не породит очередной миф. Вот, скажем, в Минске на выставке спасенных в войну смоленских ценностей были и два слуцких пояса. И возникает вопрос: а не остались ли пояса в Смоленске, когда везли радзивилловские раритеты из Минска на белорусскую декаду в Москву или обратно? Я отвечаю: вряд ли... Однако надо проверить и самый невероятный след.
Правда, в данном случае поиск правильных ответов облегчает то обстоятельство, что незадолго до приезда первой группы Радзивиллов и открытия смоленской выставки произошло еще одно событие — внешне скромное и почти не замеченное прессой, а на деле значительное, проливающее свет на судьбу не только несвижской коллекции, но и некоторых других — например, московской. Речь о презентации в Национальном музее истории и культуры Беларуси долгожданного альбома–каталога «Слуцкiя паясы», подготовленного белорусскими и российскими историками искусства и любовно изданного на средства Специального фонда Президента Республики Беларусь по поддержке культуры и искусства.
Утраченные ценности: миссия выполнима
Открывается издание «Введением» и статьей «На пути к выставке. Судьба слуцких поясов из белорусских музейных собраний в первой половине ХХ века» ведущего научного сотрудника Национального музея истории и культуры Беларуси Ирины Зварико. У нее много интересных сведений о производстве и бытовании слуцких поясов на территории Беларуси. Наверное, немногие знают, что на одно изделие шло до 200 г золота и около 60 г серебра (золотые, позолоченные и серебряные нити вплетались в шелковую основу), что, например, на слуцкой персиарне (вспомним богдановичевское «замiж персiдскага ўзору») в 1796 году на 24 станках было произведено около 200 поясов стоимостью до 50 дукатов каждый — кстати, сумма огромная. И ткали их не завозные заграничные мастера, а жители Слуцка и окрестных селений. Отсюда и «цвяток радзiмы васiлька».
Четырехсторонние по расцветке (на все — и радостные, и печальные — случаи жизни) пояса считались обязательной частью так называемого сарматского костюма магнатов и зажиточной шляхты. И только в конце XVIII столетия, с распространением на волне Просвещения французской моды в одежде, они отправлялись в домашние сокровищницы или жертвовались местному костелу для пошива из них сакральных одеяний — орнатов.
В конце ХIХ — начале ХХ века наблюдается ренессанс популярности слуцких поясов. Они стали интересовать коллекционеров: Радзивиллов, Гуттен–Чапских, Генриха Татура, экспонироваться в музеях. В 1916 году десять поясов выставлялись в Минском городском музее (как польские пояса), в 1918 году пять — демонстрировались на «Менскай краёвай выстаўцы», организованной немецким историком доктором Иппелем (один пояс принадлежал меценатке Магдалене Радзивилл, жившей в Кухтичах на Слутчине). В 1927 году прошла первая в Беларуси специальная выставка, посвященная слуцким поясам, — «в связи с пополнением коллекции». На ней экспонировались пять целых поясов (три — с указанием места производства: SLUCK), остальные 16 — в виде фрагментов, извлеченных из костельных орнатов. Все они принадлежали Белорусскому государственному музею — предшественнику нынешнего Национального музея истории и культуры Беларуси.
По подсчетам Ирины Зварико, сегодня немногочисленные пояса работы слуцкой персиарни или изделия, выполненные по их узорам другими европейскими центрами ткачества XVIII века, находятся в семи белорусских музеях: Витебском областном краеведческом музее (19 разноформатных вырезок), Гродненском государственном историко–археологическом музее (один целый пояс слуцкого типа), Литературном музее Максима Богдановича (один целый пояс слуцкого типа и один фрагмент), Минском областном краеведческом музее в Молодечно (один целый пояс, сшитый из фрагментов, и один фрагмент), Музее древнебелорусской культуры Института искусствоведения, этнографии и фольклора имени Кондрата Крапивы НАНБ (один слуцкий пояс, составленный из двух частей, один целый пояс слуцкого типа, подаренный Анджеем Цехановецким, четыре орната с использованием фрагментов), Национальном музее истории и культуры Беларуси (два целых слуцких пояса, один целый слуцкий омофор–пояс, четыре пояса слуцкого типа, восемь фрагментов поясов слуцких и слуцкого типа, один орнат, сшитый с использованием фрагмента слуцкого пояса), Национальном художественном музее Республики Беларусь (два фрагмента слуцких поясов, три орната с фрагментами слуцких поясов). Таким образом, суммирует Ирина Зварико, в музеях Беларуси сохранилось 11 (цифра уточняется) целых поясов, из них 5 — произведенных непосредственно в Слуцке, о чем свидетельствуют латинские и кириллические надписи, и шесть — выполненных по их образцу за границей и потому менее ценных. Но ведь это только капля в море! Произведем небольшие подсчеты. Пусть 1796 год был уже не самым пиком в производстве. Пусть ежегодно выпускалось не 200 поясов, а в два раза меньше. Отбросим также несвижский период производства — 1743 — 1760 годы. Не будем брать во внимание начало ХIХ века, когда сарматский костюм уже выходил из моды, а потом и запрещался царскими властями. Остается (явно занижено) 50 лет: по 100 поясов в среднем в год — это 5 тысяч раритетов, каждый из которых оригинален (вот почему слуцких поясов в музеях никогда не может быть слишком много). Но где же они?
На презентации альбома «Слуцкiя паясы» говорилось где. В первой половине ХIХ века часть была сожжена, чтобы получить драгоценные металлы в чистом виде, часть передана в костелы для пошива орнатов. Допустим, здесь максимум тысячи две. Однако под конец ХIХ века наступило осознание художественной ценности каждого пояса. Они стали предметом купли–продажи в среде антикваров, накопления в музеях, вывоза за границу. Особенно большие потери Беларусь понесла во время мировых войн и в период советских конфискаций.
Но все равно: цифры 5 штук и 3.000 штук — несопоставимы! Значит, надо искать? Возвращать? Но откуда? Оттуда, откуда 4 пояса были недавно предоставлены Национальному художественному музею Беларуси в депозит благодаря бескорыстному содействию Сергея Степашина, — из наиболее многочисленной московской коллекции Щукина? Как увидим дальше, реституции это богатое собрание не подлежит. Здесь мы можем рассчитывать только на обмен или на добрую волю второй стороны. Это же касается и собраний в музеях Литвы, Польши, возможно, Украины.
Несвиж — Минск — Москва — Минск. А далее?
Так где же тогда таится надежда на возвращение? Наиболее реальна она в случае с несвижской коллекцией, о которой упоминала Эльжбета Томашевская. Только княгиня была не совсем точна, говоря о количестве поясов. На самом деле Радзивиллам в 1939 году принадлежали 32 пояса, что зафиксировано в соответствующей описи имущества. Из них 16 — подлинно слуцких (думаю, именно о них и шла речь). В начале 1940 года пояса перевезли в Государственную картинную галерею БССР, что и спасло их от возможного вывоза прямо из Несвижа в Москву, как это случилось с несвижской мебелью, которой сегодня так не хватает для заполнения интерьеров реставрируемого замка. Весной того же года коллекцию отправили из Минска в столицу СССР как основные экспонаты большой выставки, приуроченной к Декаде белорусского искусства (с добавлением 2 поясов из минского исторического музея).
В поисках более конкретных сведений о Декаде белорусского искусства в Москве я просмотрел минскую периодику того времени и нашел вышесказанному подтверждение. Так, в газете «Лiтаратура i мастацтва» (1940 г., 23 апреля) говорилось: для выставки отобрано около 1.000 работ, и среди них — «выдающиеся слуцкие пояса». В публикации «Звязды» (1940 г.,
10 мая) оказались существенные дополнения: «Государственная картинная галерея БССР обогатилась (очевидно, подразумевается, что недавно и благодаря Несвижу. — А.М.) исключительно ценной коллекцией знаменитых слуцких поясов... Они отличны по технике изделия и высокому мастерству исполнения... В коллекции 32 пояса. По своей полноте, богатству и разнообразию рисунков эта коллекция единственная в мире... Картинная галерея БССР отправила коллекцию в Москву, где она будет показана на декадной выставке изобразительного искусства БССР в отделе «Белорусская художественная промышленность и народное творчество». Но нигде в процитированных и иных белорусских публикациях ни слова прямо не сказано, откуда в галерее вдруг взялось столько ценных поясов, каково их происхождение. Тогда в поисках необходимой информации я начал вновь внимательно листать страницы альбома–каталога «Слуцкiя паясы». И в разделе «Библиография» наткнулся на сведения о неизвестной мне прежде статье Елены Карпенко «Коллекция слуцких поясов в Государственной картинной галерее: проблема изучения и поиска», напечатанной в книге «Мiкалай Мiхалап: Першы дырэктар. Матэрыялы навуковай канферэнцыi» (Минск, 2003). И нашел там как раз то, что требовалось. Оказывается, московская «Литературная газета» 5 июня 1940 года точно указала происхождение поясов: «В выставочном павильоне ЦПКиО, архитектурно оформленном бригадой художников под руководством В.Алтуфьева, 6 июня откроется выставка изобразительного искусства БССР. Среди экспонатов — древнейшие памятники: гравюры и рукописи начала XVI в., старинные портреты, ценнейшая коллекция тканых поясов, принадлежавшая ранее князьям Радзивиллам, и картины XVIII и XIX веков». «Это единственное известное нам сегодня упоминание о происхождении коллекции в официальном источнике, которое проясняет историю слуцких поясов», — комментируется дальше статья в «Литературной газете».
Публикации Елены Карпенко, Надежды Усовой и Ольги Лобачевской в сборнике, посвященном Николаю Михолапу, имеют особенную ценность потому, что в них сообщается о сделанных в Москве (очевидно, в качестве иллюстраций к предстоящей лекции в Третьяковской галерее сотрудника минской галереи Сендера Палееса) 23 фотографиях с изображениями поясов (точнее, их фрагментов). Обнаружила их в библиотеке–архиве Научно–исследовательского института художественной промышленности Министерства местной промышленности РСФСР известная белорусская исследовательница Ольга Лобачевская, передавшая впоследствии находку Национальному художественному музею Беларуси. Надо найти остальные фотографии (или негативы к ним) радзивилловских поясов, призывает Е.Карпенко, сопоставить с каталогом московской выставки, составленным С.Палеесом, и тогда можно будет приступать к поискам на Западе. Это, мол, они, возвращенные перед самой войной из Москвы в Минск, в начале оккупации были вывезены в Кенигсберг и попали в «Опись экспонатов Государственной картинной галереи Белорусской ССР, похищенных и уничтоженных фашистской армией в 1941 — 1944 гг.», подписанную уже не Николаем Михолапом, а новым директором галереи (впоследствии — музея), активной собирательницей Еленой Аладовой. Поэтому, считает Е.Карпенко, в поисках несвижской коллекции следует обратиться за помощью в информационное подразделение в Санкт–Петербурге Центра сохранения культурного наследия имени Николааса Витсена (голландского ученого XVII века), где создана база данных о похищенных и утраченных художественных ценностях. Такой запрос, насколько мне известно, был отправлен, но результата пока не дал.
Возвращаясь в прошлое...
Вместе с тем Елена Карпенко допускала мысль, что пояса уцелели и после войны попали в один из музеев России или Украины. Дело в том, что сама Е.Аладова отправку ценностей в Кенигсберг видеть не могла — она тогда уже находилась в эвакуации. В галерее еще несколько дней оставался со штатом довоенный директор Николай Михолап. Он приказал привезенный из Москвы длинный и весьма тяжелый (нити из золота и серебра весили много) ящик с поясами припрятать в подвале (по другой версии — в бомбогазоубежище, по третьей — в подземном ходе, по четвертой — среди дров для отопления). А потом, не получив хотя бы одной машины для эвакуации ценностей и, очевидно, рассчитывая на скорое возвращение советских войск, сам закрыл галерею на ключ, а затем отправился подальше от Минска, в глубь России. Некоторые же работники музея, ответственные за фонды, в городе остались...
Рассказ о вывозе (а по существу — мародерстве) во время оккупации минских ценностей в Германию и Австрию мне пришлось также слышать в октябре 1990 года в Нью–Йорке. Но тогда речь шла об иконах и светских картинах, о слуцких поясах даже не упоминалось. Ничего не говорилось о поясах и в обращении гауляйтера Кубе к рейхсляйтеру Розенбергу от 29 сентября 1941 года (т.е. по свежим следам), где шла речь о необходимости вернуть ценности из Кенигсберга и Линца в Минск.
А теперь процитирую «Мои воспоминания» Елены Аладовой: «Первые дни войны. Немцы уже под Минском. Последняя ночь, проведенная нами в городе, в Государственной картинной галерее по улице Карла Маркса, 29. До этого два дня упаковывали экспонаты галереи. Самые лучшие полотна вытаскивали из рам и укладывали в ящики. Много пришлось повозиться с коллекцией слуцких поясов. Их было 48 (?! — А.М.) единиц: среди них — «литые», золототканые фабрики «Лео Можарский в городе Слуцке», фабрики Пасхалиса в Липкове, краковской фабрики Масловского. И все они лежали в очень тяжелом ящике в хранилище. Мы — три женщины и один мужчина, наш сотрудник, — едва могли его сдвинуть с места...
Утром директор галереи Николай Прокофьевич Михолап объявил нам, что нужно немедленно уходить, так как немцы уже близко и вот–вот войдут в Минск. Да, медлить было нельзя. Я говорю директору, что нужно каждому из нас взять с собой хотя бы по одному слуцкому поясу, ибо кто знает, что с ними может случиться. Но, как на грех, хранитель З.Конопацкая и бригадир–смотритель Т.Конопацкая с ключами от хранилища куда–то исчезли, и найти их в такой неразберихе не было никакой возможности».
Аладова с Михолапом и некоторыми другими сотрудниками галереи устремились по пылающему городу в Колодищи, военные разрешили им устроиться на платформы чуть ли не последнего эшелона, и они с большими трудностями направились в глубь России. Вернулись оттуда в 1944 году: Аладова — уже директором галереи, Михолап — руководителем республиканской художественной промышленности. Оба — при ответственных государственных должностях. Но так получилось, что судьбой пропавших поясов, насколько мне известно, им заниматься не приходилось. Правда, Михолап повторял узоры орнаментики поясов на вазах и даже на осветительных мачтах на главном столичном проспекте. Рассказы о вывозе ценностей галереи в Пруссию он воспринял, очевидно, как данность, не стал никуда обращаться, чтобы проверили эту и другие версии — хотя бы расспросили оставшихся в Минске хранительницу фондов Зарему Ивановну Конопацкую и ее сестру Таиду.
Свои сомнения я изложил заместителю директора Национального художественного музея Беларуси, известному искусствоведу Наталье Усовой, и услышал в ответ:
— Имеют право на существование разные версии. Будь моя воля, я начала бы с поисков следов сестер Конопацких. Пробовала даже, но в Минске слишком много однофамильцев. Мне пришлось читать черновой вариант воспоминаний Елены Аладовой об июне 1941 года. Там о поясах говорилось несколько иначе.
Коллекция Щукина
Однако что думает обо всех этих загадках Ирина Зварико? Спрашиваю:
— А не могла ли в безвременье, перед самой оккупацией или в начале ее, оставшаяся в Минске хранительница фондов Конопацкая спрятать пояса так, что они не попали в руки немцам? Я не раз слышал версию, притом от разных людей, что ящики с поясами перенесли в один из подземных ходов, которых, по различным сведениям, полно под Минском. Мол, туда, где начинался ход, под галереей или рядом с ней, потом упала бомба и на некоторое время либо навсегда сделала поиски невозможными.
— Такие рассказы и я слышала. Но в 1944–м, когда Аладова и Михолап вернулись в Минск, уже царила версия о вывозе всех ценностей картинной галереи в Германию. Так ли оно произошло на самом деле, никто до сих пор документально не подтвердил.
— Перейдем к другой волнующей меня проблеме — к огромной коллекции слуцких поясов, собранной в Москве Петром Щукиным и хранящейся сейчас в Историческом музее в Москве. Когда четыре пояса из этого собрания привезли в Минск на выставку, пошла молва, будто бы в войну их вывезли из Белоруссии и, следовательно, они подлежат реституции.
— Фигура Петра Щукина, образованного и богатого коммерсанта, стоит в одном ряду с известными русскими меценатами Третьяковым, Мамонтовым, Морозовым. Его собирательская деятельность продолжалась почти 20 лет. Он покупал пояса в разных местах Российской империи. Когда в апреле 1905 года Щукин передал свои коллекции (а это предметы изобразительного и декоративно–прикладного западноевропейского, славянского, восточного искусства, а также библиотека, рукописный архив с очень ценными раритетами и многое другое) в дар Императорскому Российскому историческому музею, его пожертвование превысило в количественном и стоимостном выражениях фонд самого музея! Но не только этот факт деятельности Щукина восхищает. Удивительным кажется то, что человек, воспитанный на русских национальных традициях, с глубоким знанием дела сформировал прекрасную коллекцию слуцких поясов. Когда изделия, сотканные в слуцкой персиарне, коллекционировали любители антиквариата, собирали в магнатских дворцах и шляхетских усадьбах Белоруссии, Литвы, Польши, Украины или на Смоленщине, это понятно: сентиментальность, дань исторической памяти... Но Щукин ведь восхищался этими произведениями как эстет, как знаток сложнейшей техники изготовления, доведенной слуцкими мастерами до виртуозности (чтобы изучить ее, он стажировался на ткацкой фабрике в Лионе). Коллекция формировалась целенаправленно, при посредничестве известных варшавских и виленских антикваров, опираясь на твердую научную основу. Всего в московском Государственном историческом музее сейчас хранится более 80 целых и 60 фрагментов слуцких и слуцкого типа кунтушовых поясов щукинской коллекции. Из них на выставку 2005 года в Минск привезли четыре образца, которые и оставили в художественном музее как временный депозит.
Меня же еще тревожит доступ белорусских исследователей к московской коллекции Петра Щукина, самой большой в мире. Четыре пояса, переданных во временный депозит, — не выход из ситуации. Необходимы более масштабные обменные выставки. И не только с Россией, но и с Польшей, Литвой, Украиной. Нужно иметь хотя бы виртуальные изображения всех известных поясов. Что касается щукинской коллекции, знакомства с ней, следовало бы сделать возможными специальные научные и туристические поездки белорусов на встречу со слуцкими поясами. И не только с ними — со скорининскими изданиями и многими другими национальными ценностями, которые не должны быть закрытыми для нас.
Комментарии:
(0)
Рейтинг: 