»Новости культуры / Из Медвядки — к антиподам »   http://bresttheatre.com/page.php?id=402

Автор: , Отправлено: 2009-10-06 14:28.

Сначала несколько слов о том, кто такие антиподы. В ХIХ веке этим термином наши предшественники называли людей, населяющих Америку. С тем, что Земля круглая и, следовательно, с тем, что жители противоположного полушария ходят как бы вверх ногами, европейцы тогда вроде бы уже согласились. Но вот насчет того, как это у антиподов получается, определенное недоумение на бытовом уровне и даже в литературе оставалось. Тем более что земли, открытые Христофором Колумбом и Америго Веспуччи, находились далеко, и из лишенной морского побережья Беларуси туда редко кто попадал. Первыми нашими именитыми соотечественниками, которые еще в XVIII веке побывали у антиподов и заработали там добрую славу, стали Тадеуш Костюшко и Юлиан Урсын Немцевич (первый из них признан национальным героем США). Третьим был Игнатий Домейко, отправившийся уже в Южную Америку и также получивший там, уже посмертно, звание национального героя Чили. Личность эта действительно исключительная, героическая. Он умел выходить победителем из тех ситуаций, в которых другие пасовали. Об Игнатии Домейко (1802 — 1889 гг.) написано немало. Подробно исследованы годы его учебы в Виленском университете, участие в восстании 1831 года, эмиграция в Пруссию, Саксонию и Францию, помощь Мицкевичу в издании его эпопеи «Пан Тадеуш», геологическая работа в Чили, организация там системы высшего и среднего образования. Еще недавно мне казалось, что домейковская тематика исчерпана. Но незаурядные личности и характерны тем, что время открывает в них, в их наследии все новые и новые достойные черты. Так случилось и в нынешнем году 120–летия со дня смерти Домейко. Все это заставляет, опираясь на публикации последних лет, еще раз взглянуть на личность Игнатия Домейко, безусловно, знаковую не только для Беларуси. Три родины — и вся Земля В последних публикациях, посвященных Игнатию Домейко, я опять встретился с крайностями: в одних случаях он назывался безоговорочно белорусом, в других — поляком. Здесь повторяется та же ситуация, что и с Адамом Мицкевичем, Станиславом Монюшко, Юлианом Урсын Немцевичем и другими деятелями культуры ХIХ века. Сначала они признавались в любви к своей малой родине (Новогрудчине, Минщине, Брестчине...), не очень интересуясь, как ее называть. Потом приходило понимание, что это часть исторической Литвы, часть совершенно недавно прекратившего свое существование Великого Княжества Литовского, — вот почему Домейко чаще всего вплоть до приезда на родину в 1880–е годы называл себя преимущественно литвином и одновременно признавал, что рядом существует любимая, этнически литовская Жмудь. И только в эмиграции он стал одновременно называть себя поляком, наследником всей опять–таки бывшей Речи Посполитой. Так что, поскольку он сам себя не делил, и мы не имеем на это права. Другое дело, гранде эдукатор, как звали уроженца Новогрудчины в Чили, был человеком дотошным и к концу своей долгой жизни всерьез задумался над собственной национальной принадлежностью. Наличие белорусов он признавал и раньше, но только в Подвинье и Поднепровье. Белорусский язык Домейко знал с детства — преимущественно от няни Тодоры, рассказывавшей детям своих господ поучительные сказки, наизусть декламировал «кривичские» стихотворения Яна Чечота. Но считать Беларусью свою родную Новогрудчину все еще не решался. И только побывав на украинских («малорусских») землях, осмыслив их этническое отличие, назвал свою родину «Северной Русью». И даже слово «Польша» стал писать по–белорусски, через «шч». Отсюда уже был только один шаг до идентификации себя с местным крестьянством, до патриотизма не локального (слово «тутэйшы» у него присутствовало), а национального. И этот шаг, как увидим дальше, он уже начал делать. Что же касается Чили, то Домейко искренне полюбил эту «страну антиподов», защищал ее интересы, когда разгорелся конфликт с Перу, пустил в Сантьяго глубокие семейные корни. Но родная Новогрудчина была для него превыше всего. Одновременно, когда я перечитывал воспоминания Домейко, его «Письма из путешествия», меня не покидало ощущение, что он был первым из наших соотечественников, кто сумел воспринять Землю как единое целое, понял, что ее надо любить и лелеять всю, включая враждующие с Чили Перу, Боливию и Испанию. Недаром и 200–летие со дня его рождения в 2002 году праздновал по решению ЮНЕСКО весь мир. Недаром его «Араукания» приобрела мировую известность. На чем же акцентировалось внимание в юбилейных публикациях? Прежде всего на уже известном — на геологических открытиях Домейко в Чили и Германии, на инициированной им реформе чилийской системы образования. Но недостаточно писалось и говорилось о гуманизме ученого, его хозяйственности, общественной деятельности, знании литературы и искусства, его писательском таланте. Сосредоточим же внимание на этих чертах уроженца Медвядки. Споры о месте рождения Да, действительно, в нескольких публикациях появились ссылки на «Польский гербовник» Адама Бонецкого (Варшава, 1901. Т. 4). Этот автор утверждал, что видел метрику Игнатия Домейко, крещенного в 1802 году в местечке Парафьяново, недалеко от имения Ситцы нынешнего Докшицкого района. Там, мол, крестили и его младшего брата Казимира. Другие гербовники указывают на Медвядку бывшего Новогрудского уезда (теперь Великая Медвядка Кореличского района). Такого же мнения придерживался и сам ученый, всегда считавший эту усадьбу местом своего рождения. Вопрос усложняется тем, что места крещения представителей разветвленного рода Домейко разбросаны по всей Беларуси (метрику его отца нашли, например, в Заславле), а также тем, что Игнатий, поступая в 14 лет в Виленский университет, «состарил» себя по формальным причинам на целый год. Как же развязать сей гордиев узел? Ведь, с одной стороны, и Бонецкий — автор серьезный, а с другой — и с мнением самого Игнатия следует считаться. Мне кажется, надо вспомнить, что в те времена родильных домов не существовало даже в больших городах, а будущие мамаши перед решающим моментом отправлялись к своим бабушкам порой за тридевять земель. А бабушка Каролины, матери ученого, проживала как раз в Ситцах. Но такие поездки не казались тогда чем–то существенным, определяющим. Куда более важным считалось место, где прошло детство человека, формировалась его личность, где находилось семейное гнездо. Поэтому поверим самому Игнатию Домейко. Поставили в Великой Медвядке ему памятный камень, организовали в бывшей школе небольшой музей, начали восстанавливать родовую усадьбу — и давайте продолжать. А то в последнее время приостановили возрождение памятного места, до сих пор не включили его в туристский маршрут «Путем Адама Мицкевича» (ведь они были очень близкими друзьями, единомышленниками). В Великую Медвядку, думая, что она где–то в Польше, не едут даже чилийцы, а потом, побывав там, испытывают удивление, к счастью, приятное. Хозяйственник Почему Игнатию Домейко удавались все его начинания? Я нахожу ответы в следующем. Его родители и братья вели в Медвядке образцовое, рациональное хозяйство. Когда спустя полвека ученый приехал на родину, местные крестьяне говорили о его отце Ипполите как о добром человеке, который помогал пострадавшим, построил в деревне церковь, справедливо судил в новогрудском земском суде. Но отец умер рано, в 1809 году (похоронен в Мире). И решающее влияние на Игнатия стал оказывать брат отца Юзеф, изучавший минералогию и горное дело в немецком Фрейбурге. Это он посоветовал юноше учиться не в Новогрудской доминиканской школе, хотя та находилась почти рядом, а в Щучинском пиарском коллегиуме с хорошо оборудованными кабинетами физики, химии, естественной истории. Благодаря приобретенным в Щучине знаниям Игнатия без экзаменов в 1816 году приняли в широко известный Виленский университет на факультет физических и математических наук и уже через год (!) ему присудили степень кандидата философских наук. Продолжал он ходить на лекции (особенно историка Иоахима Лелевеля) даже после получения диплома, одновременно под кличкой Жегота (под ней позже вошел в поэму Мицкевича «Дзяды») посещал собрания тайного студенческого общества филоматов. Как и Мицкевичу, Чечоту, Зану, ему в 1824 году угрожала по меньшей мере ссылка, но по ходатайству влиятельного дяди Юзефа ее заменили на отправку под наблюдение полиции в имение Заполье на Лидчине, а затем в Жибуртовщину (теперь Жиборты Дятловского района). Вынужденный заняться сельским хозяйством, Игнатий неожиданно для себя почувствовал к нему вкус. 2 декабря 1827 года он писал своему другу Онуфрию Петрашкевичу: «Что касается моего хозяйства, то я все больше опытен в распоряжениях и оборудовании, некоторые меня даже считают неплохим хозяином. И действительно, это начинает меня все больше занимать. Весьма хорошие получились урожаи, особенно озимой ржи...» И кто знает, если бы не участие в восстании 1831 года, не вынужденная эмиграция, может, и не было бы чилийского периода жизни Игнатия Домейко, а в его лице белорусская земля получила бы крупного реформатора масштаба Хрептовича, Войниловича или даже Столыпина... Но и в Саксонии, и во Франции, и в Чили Домейко оставался рачительным хозяином, рационалистическим сыном эпохи Просвещения. Из Дрездена съездил во Фрейбург, где учился дядя Юзеф. «С великим интересом, — записано в «Моих путешествиях», — и с задором наблюдал я тогда за работой металлургов, добычей серебра и минеральных веществ». Потом, после окончания в Париже Горной школы, полученные знания использовал при поисках железной руды в Эльзасе. И тут Мицкевич сообщил своему другу, что есть место профессора химии и металлургии в Чили, деньги на дорогу до шахтерского городка Кокимбо и за каждый год работы ему будут выплачиваться три тысячи долларов. Подписав контракт, молодой ученый за полученный аванс накупил лабораторного оборудования и 31 января 1838 года отплыл на корабле «Спей» к антиподам. По дороге через Атлантику и Анды усиленно учил испанский. Сначала студенты в Кокимбо посмеивались над его произношением, а потом полюбили дона Игнасио, сопровождали его в поездках по шахтам, где добывались золото и серебро, олово и медь. Профессор и его ученики стали давать дельные советы промышленникам (например, как размежевать разные шахты под землей) и впервые зарабатывать на том деньги. Полученный доход шел на приобретение нового оборудования и отправку лучших студентов на учебу в Париж. Часть средств уходила на благотворительные цели, ведь многие ученики школы, особенно индейцы, дети от смешанных браков, жили бедно, об учебниках могли только мечтать. В Чилийской республике, получившей независимость от испанских колонизаторов только в 1818 году, многое тогда приходилось начинать с нуля. Но Домейко и его ученики не только обнаружили залежи полезных ископаемых, но и организовали сверхприбыльную добычу полезных ископаемых и даже питьевой воды. Специалисты утверждают, что Домейко и его поколение поставили чилийскую экономику на устойчивые ноги. Значит, смог. Как? Стоит присмотреться. Благотворитель И здесь Домейко очень пригодился опыт общественно–благотворительной работы, полученный им во Франции, когда он с 1834 года был одним из активных руководителей Общества научной помощи, которое содействовало эмигрантской молодежи, в первую очередь выходцам из «литовско–русских» земель в получении высшего образования и дальнейшем устройстве на работу. Соратниками инициативного Игнатия Домейко были Адам Мицкевич, Наполеон Орда, Александр Рыпинский. Но Жеготе, кассиру, работалось труднее всех: требовалось каждый месяц отправить 15 франков каждому соотечественнику–студенту и еще 5 франков на каждого ребенка. Откуда брались деньги? Из самых неожиданных источников. Скажем, один из организаторов общества — известный уже врач Кароль Марцинковский — отличился своими действиями во время эпидемии холеры, за что был награжден ценной медалью Парижской медицинской школы. Но властям поступило предложение: вместо медали выдать обществу ее номинальную стоимость. Таким образом, на обучение новых медиков, родившихся на берегах Немана, Двины и Днепра, поступила целая тысяча франков. Подобным путем оказывалась помощь будущим юристам, художникам. Защитник Апеллируя к разуму, указывая на пользу для общества, Домейко доказывал и чилийскому правительству, что надо гуманнее обращаться с туземцами, коренным населением страны. Когда нашлись средства, появилось свободное время, в сопровождении своего ученика Габриэля Мунизаго в декабре 1844 года он отправился через леса, болота и горы в неблизкий и нелегкий путь к арауканам, индейскому племени на юге страны, сохранившему свои боевые и бытовые традиции, богатый эпос о трехсотлетнем противостоянии испанским конкистадорам. Результатом поездки явилась книга «Араукания и ее жители» (Сантьяго, 1845). Своей смелостью, демократизмом, аргументами «Араукания» вызвала настоящий фурор в обществе, сразу была перепечатана в других латиноамериканских странах. Но идеи, высказанные Домейко в этой книге, победили только в 1883 году, когда чилийские власти подписали с индейцами мирный договор, признававший права последних на самоуправление и сохранение национальных традиций. После этого количество араукан начало возрастать и к концу столетия достигло полумиллиона. И в этом тоже есть несомненная заслуга нашего соотечественника. «Араукания» попалась мне у вильнюсских букинистов еще в конце 1950–х годов. Это было редкое издание (потом я подарил его музею в Медвядке) в польском переводе Яна Замостовского (псевдоним Леонарда Ретля). Судя по предисловию, переводчик встречался с Жеготой в Париже, потом навестил его в Чили. Основная же соль предисловия заключалась в том, что там, как и в основном тексте, были явно высказаны симпатии угнетенным арауканам. Литературный первенец Домейко покорил меня художественностью, образностью мышления автора. Надеюсь, появится наконец и полный белорусский перевод «Араукании». Таким же словесным мастерством отличаются другие произведения нашего земляка — путевые очерки, дневники, воспоминания «Филоматы и филареты», письма (особенно сердечные отправлялись в Париж Адаму Мицкевичу). Наряду с другими талантами, скажем, изобразительными (рисунки дома Мицкевича в Новогрудке, вулкана Антуко в Чили), Домейко имел явно выраженный писательский дар. «Хлопоман» Живость и образность характерны и для описаний Игнатия Домейко его пребывания на родине в 1884 — 1888 годах. Прежде всего он съездил в Медвядку, где направился к униатской, а потом православной церкви (там принял первое причастие), потом навестил многочисленную родню, побывал в Полонечке, где был крещен (значит, Парафьяново отпадает), вместе с поэтом Антонием Одынцом посадил в Крошине два дуба, наконец, остановился в Жибуртовщине. Уют в этой усадьбе создавала его дочь Анита: она влюбилась в племянника Игнатия, Леона, когда тот приезжал в Чили, и решилась жить в белорусской усадьбе. Кстати, сюда начали приходить письма со всего мира, даже с адресом: «Игнасио Домейко. Жибур. Литуания». Вот каким популярным стало имя ученого и в царской России, куда долго ему запрещали въезд. И везде «антипода» сердечно встречали крестьяне. Что, естественно, нравилось далеко не всем: землевладельцы соседних имений называли это «хлопоманством», а царские власти, боясь, что участник восстания 1831 года возьмется за старое, не продлили ему, несмотря на ходатайства знатных лиц, разрешительную отметку в паспорте. Пришлось Домейко вместе с подучившимися на родине сыновьями возвращаться в Чили. Последние годы жизни Игнатия Домейко прошли в почестях, но и в ностальгии. Хоронила ученого вся страна. На кладбище выступал сам президент Чили, который сообщил собравшемуся многотысячному народу о присуждении покойному звания национального героя. Со временем над могилой вознеслась колонна с бюстом, а память о реформаторе увековечена в десятках названий. «Номинант» Когда в 1967 году я готовил свою первую статью о Домейко, мог написать (простите за автоцитату) только следующее: «Возьмите атлас и присмотритесь к карте южноамериканской страны Чили. Видите: у Тихого океана, там, где к нему подступают мощные вершины Анд, находится город Домейко. А несколько севернее — горный хребет, носящий его имя. Геологи могут назвать минерал домейкит, ботаники — фиалку домейкиану, зоологи моллюска — наутилус домейкус». Но тогда я знал мизерную часть наименований. Не так давно бывший посол Польши в Чили, нынче профессор Ягеллонского университета в Кракове Здислав Ян Рын прислал мне свою объемную статью — «Наименования «Игнатий Домейко» в мире». В ней — почти 70 названий, что тянет, очевидно, на запись в Книге рекордов Гиннесса. Конечно, прежде всего они концентрируются в Чили, но есть также в Аргентине (библиотека), Польше, Иране (минерал домейкит бэта, найденный геологом Михеевым, очевидно, русским), Беларуси. Оказалось, что есть еще ископаемый аммонит Домейко, найденный французскими палеонтологами в юрских отложениях, улицы его имени в десяти чилийских городах, железнодорожная станция того же имени на севере страны и даже футбольная ассоциация «Домейко», ансамбль религиозных танцев «Санта Элена Домейко», а также музыкальный ансамбль «Конэкшн Домейко», исполняющий произведения, посвященные нашему земляку (в том числе о его путешествии из Парижа в Кокимбо, участии во всемирной выставке, очевидно, первой). Некоторых наименований в 1967 году я и не мог знать, ибо возникли они значительно позже, порой по инициативе того же профессора Рына. К примеру, астероид Домейко открыт чилийским астрономом К.Торесом в 1975 году, птеродактиль его имени описан в 2000 году, а институт в Вальпараисо (Чили) создан в 1990 году. К зарубежным наконец добавились и белорусские наименования: улица в Крупово (около Заполья на Лидчине), пять стипендий для лучших учеников в Кореличском районе, музей в Медвядке, памятный камень рядом с ним. Но все еще нет улиц в больших городах, памятника или хотя бы бюста на родине. В заключение хочу прагматически обратить внимание вот на что. В Чили, в Пуэбло Домейко, есть созданное в 1981 году многочисленное Объединение горняков имени ученого (Asociation Gremial Minera de Domeyko), Вечный фонд его же имени, несколько шахт Mina de Domeyko, добывающих серебро и селитру, жилой квартал в горняцком городе Андакольо и порт с тем же названием. Все они, как мне сказали, связаны между собой. В 2002 году в Международную ассоциацию белорусистов поступали из Чили предложения помочь в восстановлении усадьбы в Медвядке, обустройстве туристического маршрута по домейковским местам. Тогда те, кто должен был этим заинтересоваться, не заинтересовались. Так, может быть, теперь белорусскому посольству в Аргентине, деятельность которого распространяется и на Чили, есть смысл восстановить прерванные начинания?