Брестский театр драмы и музыки им. Ленинского комсомола Беларуси / Рэп

Автор: , Отправлено: 2009-10-06 14:07.

Рэп не люблю. То есть кому, как не мне, сегодня поговорить с вами о рэпе. Тем более есть повод — у трэш–шапито «Кач» не так давно вышел новый альбом, мало чем отличающийся от их прежних опусов: в нем снова много агрессии, безапелляционности, гона и ругани, к которым мы уже привыкли. Да — здорово, но — ожидаемо.

...Слушайте сюда, я вам расскажу за рэп. Мощности «гугольной промышленности» задействовать не буду, дабы отыскать имя того, кто первый под битбокс сказал «асса» или «ом». Да и не говорил он так, а наверняка произнес слово, начинающееся на f и заканчивающееся на k, четыре буквы. До этого черные пацаны где–то там в Бруклине, так же, как и их белые братья где–нибудь в Столине, развлекали себя обычными скороговорками типа: «Ехал грека...» Но в один непрекрасный день самому смуглому пареньку припозднившиеся прохожие случайно прострелили ногу. Или ему мало заплатили за дозу. «F..k!» — рассердился мальчонка. «F..k, f..k, f..k», — повторил он и понял, что отныне поэтическая стезя ему не чужда. Как–то так, со дна самого гопарского ада и начал свое победоносное шествие рэп — рифмованный и нет речитатив, что под музыку, что без оной. Сначала ребятня, как когда–то всамделишные поэты, читали друг другу, меряясь гениями. Читали о том, какие они крутые, о том, как прошел день, о том, как нелегка жизнь в трущобах, — будто бы бурлаки, что из века в век тянут свою вечную баржу и поют вечную песню о тяжкой доле. И, конечно же, читали о том, как они разбогатеют, купят себе кабриолет, сядут в него и уедут куда–нибудь. Ширились их ряды, можно даже не преувеличивая сказать, что однажды рэпом стала глаголить вся чернокожая Америка.

...Поэт в России — больше, чем поэт. Рэп в Союзе и постсоюзе — больше, чем рэп. В СССР, скорее всего, первой публичной рэп–группой была челябинская команда «Час Пик», выпустившая в 1984 году танцевальный рэп–альбом. Первым советским рок–музыкантом, кто не стал чураться рэпа, а привнес его в свое творчество, возможно, был Константин Кинчев, спевший–пробормотавший в 1985–м «Энергию». Впрочем, из отечественных рокеров вообще мало кто пел (и поет). Они именно проговаривают свои тексты, так что в этом смысле весь этот наш рок — рэп. Про родной белорусский рэп скажу на уровне «нравится — не нравится». Среди девушек нравится — Кэт, которая куда–то пропала. Из юношей — Помидоров (да по большей части он когда не журналист, то рок–музыкант, но — рэп–кор/хард–кор–музыкант, иными словами — ближайший родственник рэпу), а его рэп–композиция «Цуд на Каляды» уже заняла свое место в истории белорусской культуры. Серега — не нравится, но он стал одним из тех, кто нам после всей этой набриолиненно–татуированной московской золотой рэп–молодежи напомнил и внешне, и внутренне о том, откуда вышел рэп и кто был его основным носителем — урла (тому подтверждением — самое клиническое проявление рэпа: рэп–блатняк от Сявы). Сегодняшняя рэп–урла все еще идет путем, проложенным ее забугорным родителем, встречая особь по цепям: чем она толще и тяжелее, тем твой статус в рэп–обществе выше. Еще один пунктик вырождения рэпа: помните, как не так давно артисты эстрады, вдруг массово уверовавшие в Бога, выходили на сцену с крестами в полпуза — у кого крест был больше, у того, видимо, и вера была глубже.

Нынешний рэп, будь ты хоть «Кач», «Кровосток» или Noize MC, ничего нового в мою копилку понимания окружающего мира не добавляет. И Дробыш, как его ни назови в рэп–песне, Дробышем быть не перестанет. Рэп — это лак. Который закрепляет, придает объем, законченный лоск чему–либо. Даже если это что–то представляет из себя нечто отвратное. Правда, сия форма может и специально скрывать грязное содержание. Все, как в жизни. И искусстве.